Александр Малов: Я расписался на Рейхстаге…

Весной 1945 года в Берлине на Рейхстаге расписался уроженец Татарии Александр Михайлович Малов. Как это случилось, ветеран вспоминал, когда был в гостях в редакции газеты «Казанские ведомости».

news_top_970_100

Представляем гостя

Александр Михайлович Малов родился 2 октября 1926 года в д. Старые Курбаши Кайбицкого района ТАССР. В 1943 году он был мобилизован. Воевал механиком-водителем американского бронетранспортера М-3 А1 в составе 57-го отдельного тяжело-танкового полка 3-й гвардейской танковой армии генерала Рыбалко. Участвовал в боях за освобождение Украины, Польши, Германии, Чехословакии. Был ранен. Награжден орденами Отечественной войны I степени, Славы III степени, медалями «За отвагу», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги» и другими правительственными наградами.
В 1963 году окончил факультет журналистики МГУ им. Ломоносова. В послевоенное время работал в комсомольских органах, средствах массовой информации республики - газетах «Сталинское Знамя» (чистопольская областная газета), «Комсомолец Татарии», «Советская Татария», в Комитете по радиовещанию и телевидению при Совете Министров ТАССР,  журнале «Коммунист Татарии».
А.М.Малов - автор автобиографических книг «Юность моя опаленная», «В центре событий века».

«Надо было сделать из себя солдата»

- Александр Михайлович, как вы попали на фронт?
- 20 июня 1941 года я получил аттестат об окончании семи классов школы,  а 22 июня фашистская Германия напала на Советский Союз. Мне было пятнадцать лет. Мое поколение готовили к войне. Мы сдавали нормативы «Готов к труду и обороне». С усердием стреляли из мелкокалиберной винтовки. А еще засматривались фильмами «Чапаев», «Парень из нашего города», распевая вместе с героями фильмов: «Если завтра война, если завтра в поход, будь к походу сегодня готов!» Как только объявили о начале войны, население соседних деревень тут же сгребли строить оборонительные линии за Волгой. Месяц я копал окопы. Ох, это нелегкий труд! Потом два месяца учился на тракториста. В кино показывали, как наши танки неудержимо идут на врага, круша все на своем пути. Я работал на тракторе с огромными железными колесами с шипами. Мне очень хотелось работать на гусеничном, похожем на танк. 
Но на машинно-тракторной станции обстановка была очень тяжелая в моральном плане. Начальник политотдела МТС изводил нас подозрениями. Трактор поломается - он раздует, будто мы против советской власти диверсию совершаем: «Ты, Малов, - вредитель!» Что делать? Терпел, работал. В 1943 году наши потери на фронте были очень велики. И на фронт начали брать даже семнадцатилетних  парней. Вот и я ушел на войну в семнадцать лет. Попал в учебный полк в Рязани, где нас пять месяцев обучали на механика-водителя бронетранспортера. Солдат должен хорошо знать свою технику, оружие, ведь от этого в бою зависит его жизнь -  это мы усвоили с самого первого дня учебы. Занимались много - по 12 часов в день! Надо было сделать из себя солдата. А паек нам выдавали скудный. Нередко прямо во время построения на плацу кто-то из нас падал в голодный обморок. Когда мы прибыли на фронт, гимнастерки на нас висели как на вешалке - такими худыми были. Командир взвода сразу же распорядился: «Покормить ребят!» Повар, критически оглядев нас, в ответ только буркнул:  «Таких разве накормишь?» Мы действительно напоминали скелеты. На самом фронте кормили нормально, а зимой полагались «наркомовские» 100 грамм.

Некиношная война

- Расскажите о своем боевом крещении.
- На участке в четыре километра была сосредоточена вся огневая мощь 1-го Украинского фронта, бомбардировочной авиации, 3-й гвардейской танковой армии. Там, в названном позже Колтовском коридоре, после нашей четырехчасовой артподготовки ничего живого, думал, быть не может. Решили мы с бывалым солдатом Ломакиным сходить за водой. Набрали воды, идем обратно. Вдруг слышу: «Динь-динь…» Я начал оглядываться. Ломакин дал по шее, повалил на землю. Я заорал: «С ума сошел?! Всю воду пролил!» Он шипит: «Отползай, дурень, за дерево! Нас снайперы обстреливают!»  Ничего, остались живы. Это и было мое боевое крещение. 
Безусый юнец, я стал на войне воином. Для этого ситуаций боевых и не боевых хватало. Был вот такой эпизод. Из-за боев я трое суток не спал и лоб в лоб столкнулся со «Студебекером» автоколонны, водитель которого тоже, по-видимому, заснул. Машину свою я погубил. И погнал ее, «раненую», в специализированную армейскую мастерскую. Командир полка «подарил» мне 10 суток ареста. Прибывшую с ремонта боевую машину поставили охранять спиртзавод. Командир разведбата армии, поручая нам этот пост, предупредил: «Смотрите, не подпускайте никого!» И вот стали солдаты к бронетранспортеру подступать: «Ты друг нам или портянка? Жалко чужого добра? Пусти!» Командир мой Иван кричит: «Буду стрелять!» А они не боятся, идут на нас. Стреляем над головами - идут! Мы думаем: «Елки-палки! По своим стрелять не станешь, а приказ выполнять надо!» Я ведь еще те 10 суток ареста не отсидел. Заслужить еще 10 суток? Приходилось выполнять приказ - стрелять поверх голов подступавших солдат. Ругались, плевались, проклинали поставившего на этот пост командира, дрались с охотниками за спиртом, но приказ выполнили. 


- Какой из эпизодов войны самый памятный? 
- В Германии в феврале 1945 года во время одного боя фашисты отрезали несколько наших танков. Мне поручили доставить им боеприпасы. Со мной были разведчики - человек шесть. Капитан Чигринец, сидевший в машине, предостерег: «Дорога пристреляна противником. Постарайся быстрее проскочить этот участок». Ну я и постарался: набрал скорость, а снаряды летят: справа, слева… третий - впереди. Машина встала как вкопанная. Ребята - врассыпную, в том числе и Чигринец. По уставу механик-водитель не имеет права бросать боевую машину в любой обстановке. И я, простодыра, полез под бронетранспортер под огнем врага устранять повреждение от снаряда. Кроме бензина КБ-70 были у нас и снаряды. Пальни тогда фашисты очередной снаряд в бронетранспортер, все взлетело бы на воздух! Но я об этом не думал. Повозился, и машина ожила. Включил ее - и вперед! Немцы перенесли огонь на меня, но я успел проскочить и привез снаряды танкам. Увидев командира, набросился на него с упреками: «Твою мать, ты зачем меня бросил?» - «Ну, я подумал: машине - хана!» Поматерились и забыли. Мы с командиром были одного года, одного призыва, питомцы одной местности… Вот такая она, война, совсем не киношная.

Автограф на Рейхстаге

- Чем вам запомнилась весна 1945 года?
- В апреле при наступлении на Берлин в местечке Брузендорф мы остановились у кирпичного сарая. Вдруг слышим крики: «Товарищи! Выпустите отсюда!» Сбили замки, и из сарая вывалилась целая толпа наших угнанных в рабство девчат - такие все молодые, красивые, в основном украинки. На радостях обнимали нас, целовали... А мне подарили шерстяную гимнастерку. После войны я ее долго носил. 

- Вы брали Берлин. Как это было?
- Вначале я видел Берлин из смотровых щелей бронетранспортера. Каждый дом укреплен, в подвалах - фаустпатронщики, на крышах - не только пулеметы, но и легкие пушки. На стенах домов надписи: «Берлин останется немецким!» Фашисты дрались ожесточенно. И тем не менее 2 мая Берлин капитулировал. 

Начальник разведки полка, сияя, сел к нам в машину и скомандовал: «Поехали смотреть Рейхстаг!» Ну, поехали. Здание имперской канцелярии мрачное, черное, вздымалось прямо из вод Тельтов-канала. Хлопцы туда. Тащат шампанское, коньяк, закуску. Запечатлелось в памяти, как наш оператор кинохроники пытался инсценировать сдачу группы немцев в плен. Они выходили с поднятыми руками. Он снимал - они улыбались, смеясь над тем, что он фальсифицирует. Вряд ли эта съемка попала в золотой фонд фотохроники. Я вышел из машины и прошел через площадь к Рейхстагу. Вот оно, логово! Разбитое! Сожженное! Поверженное! Испещрено надписями наших бойцов. Я тоже решил расписаться на Рейхстаге. Вывел старательно: «Малов». Большого значения этому не придал. Война еще продолжалась. Подумать только, мне было на тот момент 18 лет. Миллионы советских солдат мечтали оказаться на моем месте, а посчастливилось мне. Тогда мы не думали, что наши автографы будут иметь какую-то историческую ценность. Хлопцы нашли бесхозную гостиницу и ну гулять. Признаюсь, я тогда впервые напился до потери сознания. 

- Как вас встретили дома?
- Демобилизовался я только в 1949 году. Тянул солдатскую лямку шесть лет в Австрии, Германии - нес оккупационную службу.  Вышел из поезда в Канаше на дорогу. До нашей деревни - 30 километров. Смотрю, мчится задрипанный «ГАЗ-АА», набито народу в кузове - под завязку! Я чемодан поставил на середину дороги и стою. Водитель нервничает, но куда деваться? Не давить же! Остановился и повез, но, не доезжая трех километров до дома, высадил: не по пути оказалось. У знакомых чемодан оставил и пошел пешком. Домой пришел, постучался: «Пустите ночевать?» А мне отвечают: «Да у нас дом, сами видите, маленький, плохонький». Я настойчиво стучусь. Ну, тогда уж, конечно, вышли все, узнали - и давай обниматься. 
Я вернулся в отчий дом другим человеком - взрослым мужчиной, отдал солдатчине шесть лет. Дома оставались родители и две сестры. Старший брат Михаил погиб при прорыве блокады Ленинграда. Как меня встретили? Хлеб на столе был, картошка, ну, курицу зарезали - и все! 

- Чарку за победу подняли?
- Представьте себе, нет! Жили бедно. Дом наш во время войны просто сгнил. Родные мои слепили какую-то хибарку, спать себе место я нашел только в сенях. Большая радость была для всех, что я вернулся. А в остальном ничего радостного не было.  

- Что вы привезли с фронта?
- Что мог привезти бывший тракторист? Набор стальных ключей. У нас они были железные, гнулись, стирались. А еще купил немецкую гармошку на блошином рынке на Александр-плац в Берлине. Как механик-водитель я получал 1518 немецких марок и 337 советских рублей, их клали на книжку. Хватало вот так!

- Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
- У меня была задумка - работать трактористом. Но когда я пошел становиться на учет в Подберезенский райком комсомола, мне с ходу предложили: «Давай к нам заведующим орготделом». Я согласился, и завертелась  другая жизнь. Стальные ключи мне уже не понадобились.

- Интересно, как вы в мирное время отмечали День Победы?
- Вначале только дома. Соберутся два фронтовика вспомнить, бутылочку распить. В 60-е годы раза три в Москве с однополчанами собирались. Потом была встреча в Полтаве, которую наш полк освобождал. Нас там носили на руках. А в Хмельницком, «гнезде бандеровцев», уже в восьмидесятые годы с нами говорили сквозь зубы, но здоровались. 
Первые двадцать лет после Победы население к нам, участникам войны, уважительно относилось. Помнили, что мы защищали страну. Потом подзабылось…

- Александр Михайлович, каковы, по-вашему, главные уроки той страшной войны?
- Я никогда не служил в пехоте, поэтому не кричал «За Сталина, за Родину!» Первая часть для меня неприемлема. Вторая часть - «за Родину» - у каждого она есть. Вот сейчас очень ратуют за патриотизм. По моему мнению, он состоит из двух частей. Государство - одна сторона. Ты можешь его любить или не любить, принять или не принять, это государство. Вторая часть - Родина. Ее надо защищать, потому что Родина - это твоя сестра, твой брат, твои родители. Сегодня, когда многие государства имеют ядерное оружие, воевать нельзя! Планета погибнет. Как быть? Отстоять независимость своих границ, своей территории надо, но каким путем? Вот эту проблему должны решать наши руководители. Дай им бог достаточно мудрости, чтобы, во-первых, отстоять страну, во-вторых, не ввязаться в новую войну. 

Самооценка участника Великой Отечественной войны Александра Малова, которому 2 октября 2017 года исполнится 91 год
Отчитываясь за прожитые годы, считаю нужным сообщить: вырастил сына. Построил дом. Посадил дерево и не одно, и даже за полярным кругом. Никогда от опасностей не прятался за чьей-либо спиной. Горжусь, что в разгроме могущественного, не имеющего равных в мире вермахта есть и крупица моего участия. Горжусь, что в восстановлении разрушенного войной народного хозяйства страны, в создании экономики, которая до сих пор кормит Россию, есть и крупица моего труда.  Все, что сегодня имею и чем пользуюсь в жизни, нажито честным трудом бесхитростного простака. Не все, с кем пришлось сталкиваться в жизни, считают меня пушистым и приятным. Но видит Всевышний - совесть моя чиста перед ним и теми людьми, которых мне довелось встретить на своем пути.
Такова самооценка человека, дожившего до 90-летия...

news_right_column_240_400