Отец оставил сыну и другим своим потомкам бесценный документ - рукописные воспоминания о Великой Отечественной войне, где рассказал о тяжелой службе, кровопролитных боях, сослуживцах. Мы публикуем некоторые страницы этого дневника.
Конец 1942 года
Cправка
Фатых Нурутдинов родился в деревне Савиново Октябрьского района ТАССР 1 сентября 1922 года. Умер 9 октября 2008 года. Боевые награды: два ордена Красной Звезды, два ордена Великой Отечественной войны 1-й и 2-й степени, медали «За взятие Кенигсберга», «За победу над Японией», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 гг.», «За боевые заслуги».«Вот она, настоящая война: немцы открыли сильный огонь из пулеметов, начали бить минометы - сплошной огонь, но мы поднялись и с криком «ура!» бросились вперед. Упал один сосед, упал другой, а я бегу и стреляю. Упал командир отделения. Немцев выбили из первой траншеи, затем из второй, потом пошли наши танки. Заняв деревню Крашенинниково, наша рота остановилась, так как от нее осталась небольшая группа солдат - всего 15 человек. Присоединили к нам другую роту, и из двух остатков получилась новая рота. Меня назначили командиром отделения.
Так день за днем шли бои, атака за атакой. Первые страхи постепенно прошли, начал привыкать к тяжелой боевой обстановке, приобретать опыт фронтовика, бойцы отделения меня слушались. Замполит роты (фамилию не запомнил) очень привязался ко мне. После войны я узнал, что он писал моей маме благодарные письма за то, что она воспитала хорошего бойца. Мне кажется, такие письма можно было написать всем матерям, чьи сыновья воевали в Великой Отечественной войне.
Мне везло - находился на передовой больше двух недель. Но 2 марта осколком немецкой мины меня выбило из строя. Уже таял снег, днем становилось сыро, мы промокли в шинелях и валенках, ноги замерзали, леденели, продовольствие доставлялось плохо, но настроение было приподнятое, боевое. Погнали мы фашиста из Вязьмы. Фашисты город разрушили, сожгли все - остался всего один дом. Немцы отступали от Москвы все дальше и дальше. Вот в такое время оказался в госпитале.
Впервые в жизни увидел в госпитале, как война физически калечит людей. Молодые, красивые, здоровые парни превращались в инвалидов: кому ампутируют руки, ноги, кто слепнет, теряет слух. Есть раненные в позвоночник, живот - они умирают в страшных мучениях. Обожженные танкисты, сильно контуженные саперы. Врачи, медсестры старались сделать все, чтобы помочь, спасти, облегчить боль каждого раненого».
Река Угра
«Плохо было с питанием. Немцы, отступая, разрушили и сожгли все подряд: мосты, железнодорожное полотно. Плюс весеннее бездорожье. В дневное время через реку Угру всякое движение прекращалось, немцы по реке поставили заградительный огонь, появление на ней значило верную гибель. Поэтому продовольствие доставляли ночью только верхом на лошадях, при этом и ночью часто обстреливали. Люди и лошади нередко погибали, а продовольствие уходило под воду. В результате на каждого солдата приходилось по три сухаря в сутки, больше ничего - ни сахара, ни чая, ни курева. К празднику 1 Мая ситуация с продовольствием нормализовалась. В праздник нам даже 100 грамм спирта выдали, а после привезли кожаную обувь, без обмоток. Все лучше, чем валенки.
26 ноября 1943 года назначили командиром минометного взвода в 1-й стрелковый батальон. В минометной роте я пробыл месяц, бои были оборонительные. Мы с командиром первого взвода лейтенантом Варламовым посменно через день выходили со своими взводами на огневую позицию в первую траншею и вели огонь по засеченным огневым точкам неприятеля.
Наш полк вынужден был занять оборону в низине, а противник расположился на возвышенности. Наши позиции были как на ладони. Поэтому в светлое время нельзя было высовываться, иначе верная смерть. Местность голая, землянки без накатов, покрыты хворостом и тонким слоем песка, земли и снега.
Железные печи стояли только у старших командиров, другие землянки не отапливались. Если смастеришь печь, топлива не найдешь - до леса 15 км. Самое худшее - нет воды: ни попить, ни умыться. Мы ходили грязные, обросшие, обовшивевшие. Полевая кухня с кашей и горячим чаем прибывала только ночью».
Гибель батальона
«26 января 1944 года 226-й стрелковый полк проводил разведку боем. Один батальон, не встретив сопротивления, ворвался в первую траншею неприятеля. Затем пошли в атаку другие батальоны. Тоже успешно. Но через полчаса обстановка резко изменилась. Оказывается, немцы устроили банный день и на передовой оставили только небольшие подразделения - дежурных. Когда враг очухался, начался жаркий бой - ближний, рукопашный. Немцы окружили наш батальон, оттуда мало кто вышел живым. Сильно потрепались остальные подразделения полка. Погиб мой хороший товарищ и земляк лейтенант Дуболазов, командир стрелковой роты».
Конец окопной жизни
«1 ноября 1944 года меня отозвали в отделение кадров нашей стрелковой Витебской Краснознаменной дивизии. Начальник отделения кадров майор Кошелев временно выехал в Москву, его заменил старший лейтенант Соловьев. Я стал работать за него - временно помощником начальника ОК дивизии.
Штаб дивизии располагался в немецком городке Задорген, в приземистых кирпичных домах с очень толстыми стенами. Рядом с ними были уже вырыты окопы на случай воздушного нападения, хотя в домах были подвалы. После двух лет в землянках и окопах жить в таких домах - просто мечта! У начальника даже имелись подушка и матрас. Было удивительно: фронт - и такая роскошь! Остальные офицеры на ночевку располагались на соломе, но работали за раскладными столиками. Еду готовили три раза в день, каждую неделю была баня.
В свой служебный круг я вошел только после второго посещения бани, смены нижнего белья и прожарки военной формы - оно и понятно: с фронта прибыл с постоянными спутниками окопной жизни».
