День, когда мы с Витькой появились на свет, мама называла самым счастливым в своей жизни. Из роддома папа принес нас в убогую комнатенку – дворницкую на первом этаже обычной хрущевки. Это все, что было у моих родителей – выходцев из деревни, устроившихся на работу в домоуправление. Я и сейчас не понимаю, как умудрялась моя мать растить нас в таких условиях. Без ванной, без кухни…
А росли мы озорными малышами, сующими любопытные носы во все щели. Исследовав небольшое пространство, мы требовали совместным дружным ревом новых развлечений. Но что могла дать нам измотанная тяжелым бытом и ежедневными заботами мать? Она ведь тащила этот груз почти в одиночку - отец к тому времени устроился на завод и одновременно поступил на рабфак. Так что его ни днем, ни в выходные дома не было.
Мы были с братом как единое целое. Помню, бабушка, желая облегчить участь своей дочери, забрала меня в деревню на летние месяцы. Ей пришлось привезти меня в город уже через два дня, которые стали кошмаром и для нее. Я ревел не переставая, плохо спал и приобрел с тех пор репутацию избалованного и капризного ребенка.
Несчастье пришло в нашу семью, когда нам было по семь лет. У Вити обнаружили порок сердца. Тогда и объяснилось, почему он менее подвижен и вынослив по сравнению со мной. С годами заболевание прогрессировало. Я целыми днями гонял мяч с приятелями во дворе. Брат же, как правило, сидел на скамейке в качестве зрителя, чаще всего с книгой. К тому времени карьера отца пошла в гору – он занял ответственный пост на заводе. Ему дали квартиру, и мы переехали в просторную сталинку. Мама стала домохозяйкой, занялась созданием уюта и комфорта.
При всей живости характера я уступал Витьку в области чувств. Он начал встречаться с девушкой, которая училась классом старше. Красавица, умница и… комсомольский вожак. Она вовлекла его в активную школьную жизнь – брат постоянно пропадал на каких-то заседаниях, ездил на слеты. Да и кровать его зачастую теперь пустовала по ночам.
Витя поступил в тот же институт, где уже училась его возлюбленная. Они поженились, как только ему стукнуло восемнадцать. Через год у них родилась дочка. А еще через год Лялька стала вдовой.
…Витька утонул в море, куда счастливая пара отправилась на отдых. Чего не выдержало его сердце, я не знаю до сих пор. Моря эмоций, счастья? А может быть, просто пришел срок, который, говорят, каждому из нас отмерен на небесах...
Очень долго после этого я не мог найти себе места. Хотел бросить институт, куда не ходил два месяца. Друзья отговорили… Студенческие развлечения отошли на задний план. Я стал подрабатывать вечерами, чтобы помочь молодой вдове поднять ребенка. Иногда приходил к ним домой и долго смотрел на Катюшу. Мне казалось, что таким образом я словно общаюсь с братом. Она была очень похожа на Витьку… и на меня.
Первой фразой, которую Катька составила в два года, была: «Игорь пойдем горка». Я обрадовался и пошел, и с тех пор это стало регулярным нашим занятием. «Дочка» и «отец» были очень похожи друг на друга и вызывали у прохожих улыбки. Позже к нашим прогулкам присоединилась и Лялька. После смерти брата она переменилась – ее активность сменила тихая печаль. Что придало ей женственности. Она всегда нравилась мне, но я считал предательством по отношению к брату чувствовать к ней нечто большее, чем дружеская симпатия. Но через три года Ляля сама разубедила меня в этом. Катя к тому времени, хоть и называла меня Игорем, иначе как отцом не считала. Да и я иного представить не мог – единокровная дочка! Так что все логично встало на свои места. Родители не одобряли поначалу наших отношений, но потом смирились. А еще через несколько лет и вовсе забыли – у них прибавилось забот: моя жена родила двух мальчишек-близнецов. Ярослав и Ростислав никому не оставляют времени на раздумья. Такие сорванцы, что весь наш большой дом стоит на ушах. И как только наша мама умудрилась вырастить нас одна?