Я родилась в год заполнения Куйбышевского водохранилища, и хотя традиция приветствовать пробуждение Волги в нашей семье сохранилась, с территории нового речного порта, отгороженного от реки молом, много увидеть не удавалось.
В результате детская фантазия нарисовала мне фантасмагорическую картину: бурлящий поток, разлетающиеся при столкновении на искрящиеся осколки льдины, гул и грохот…
Я даже немного обиделась на Максима Горького, когда не обнаружила в его рассказе о ледоходе ничего величественного: «Лед потрескивал и хрустел, неспешно ломаясь… какая-то силища проснулась в земле и растягивает берег… В воздухе стоял странный звук - хрустело и чавкало - словно огромное животное, пожирая что-то, облизывалось длинным языком».
Так или иначе, мне необходимо было самой увидеть ледоход на Волге! Мечта сбылась, когда сложились несколько условий: я вышла на пенсию, на нашем участке был достроен новый дом с печкой, сын приобрел внедорожник. И вот в середине апреля, не обращая внимания на удивление родных и знакомых («Как, одна на пустынном заснеженном берегу?!»), я отправилась в Ташевку, чтобы застать пробуждение могучей реки.
И чуть не опоздала - на видимом с автомобильного моста участке реки русло было уже чистым. Но на повороте возле Верхнего Услона процесс застопорился. Ледяное поле лежало нетронутым, где-то тарахтели моторы снегоходов, темнели фигурки рыбаков, бегала у лунок собака, привыкшая за зиму попрошайничать у приезжающих на лов… Но день ото дня все темнел, насыщаясь водой, лед. Хотелось приподнять его словно тяжелое одеяло и прикоснуться к спящей, потрясти за плечо: «Просыпайся, пора!»
Все началось неожиданно просто. Казалось бы, я не спускала глаз с места предполагаемых событий, но отвлеклась на минуту, а потом обнаружила посередине реки большую промоину, а поодаль еще и еще… Они то расширялись, открывая зеркало чистой воды, то заполнялись ледяным крошевом, будто все вернулось на круги своя и зиме не будет конца…
Волга просыпалась без суеты и шума, неторопливо, но уверенно расчищая жизненное пространство. Наутро старое русло оказалось чистым, хотя до полной победы надо льдом было еще далеко - по берегам, за островами, в заливах грудились его пласты, реке предстояло собраться с силами, чтобы смыть их, унести и растопить.
Подувший кстати свежий ветер поднял волну, прошедший дождь размягчил ледяные монолиты, уровень воды повысился. Волга словно приподнялась и стала освобождать зацепившиеся за валуны края ледяной мантии. Ледоход перешел в новую стадию: теперь вместо серого крошева по реке плыли льдины. Иногда это были целые ледяные поля с сохранившимися следами людей, прорубями, вмерзшими корягами, вешками зимних дорог, наезженными колеями… В это время звук, доносившийся с реки, напоминал шум далекой автострады.
День ото дня ледяное обрамление берега становилось все тоньше. Я спустилась к воде, чтобы наконец-то вблизи услышать звук ледохода. Льдины действительно сталкивались, но тут же крошились, издавая звук, похожий на тот вдох сквозь зубы, который издает, тряся несильно ушибленной рукой, человек. Прибитое к берегу крошево шуршало на все лады. Поразила одна льдина: рассеченная солнцем на множество вертикально стоящих сосулек, она звенела, словно огромная тронутая ветром хрустальная люстра. (Если бы кто-то рассказал, не поверила бы!) Где-то «всхлипывала» заблудившаяся в ледяных лабиринтах вода, кричали давно дожидавшиеся поживы чайки, покрякивали сновавшие тут и там стайки диких уток.
Миновала неделя, и вот уже зазвенел вдали, где-то возле пологого левого берега, лодочный мотор, прошел нагруженный бакенами катер. Волга проснулась и принялась за дело.
