Мог остаться- Отец и мама работали на пороховом заводе, - вспоминает жительница Казани Сайра Сабировна Зарифуллина. - Тогда говорили: на сороковом заводе. Он был военным, значит, номерной. Отец работал охранником. Когда была объявлена мобилизация, ему, как и всем, объявили, куда прийти, чтобы ехать на войну. Маме отец велел уволиться с завода. На тот момент у них было вместе со мной пятеро детей: старшему брату Барею 17 лет, другому - 6 лет, сестре Альфие 10 лет, а младшему всего 1,5 года. Он умер после войны. Мама уже собирала отца на фронт, когда пришел его сослуживец и сообщил, что его как многодетного да еще и работника охраны завода могут не призвать. Мол, вышел такой приказ. Надо сходить в военкомат и сказать, сколько у тебя детей. Но отец никуда не пошел... Провожали мы его в июне 1942 года. Помню, когда я пришла со станции, меня спросил мальчишка во дворе: «Отец на фронт уехал?» А я и не знала, что означает слово «фронт».Старший брат Барей ушел на фронт добровольно в 17 лет. А про отца мы больше ничего не слышали. После войны пришло извещение, что он пропал без вести. Вернувшийся с фронта в 1945 году брат Барей рассказал, как они с ним встретились в Москве - случайно оказались рядом при формировании частей. Лишь в 2008 году внук Ильдар нашел сведения о своем деде по интернету. Отец был в 216-м стрелковом полку в самом пекле Сталинградской битвы. Там тогда за день погибали целые дивизии. Погибали и штабы, и от документов, и от людей не оставалось ничего. В войну...Мама, конечно, не уволилась, продолжала работать на пороховом заводе по 12 часов. Старшая сестра пошла на швейную фабрику в 12 лет. А мы с братишкой постарше были дома. Мама оставляла нам свой хлеб. Брат все время хотел есть, выпрашивал хлеб у меня. А я ему за копеечки продавала свой хлеб и сообщала об этом маме. Что мы только не ели в те годы! Свекольные и капустные листья, пучки дикого лука... Спасибо соседям по коммуналке, которые нас поддерживали. Дядя Витя был охотник и рыболов. Его жена частенько звала к себе, чтобы угостить чем-нибудь. «Сара, Рафуль, держите». - И картошку горячую кладет мне в подол. Ели крапиву, принесенные кем-то свиные уши и кишки. Родная сестра мамы и бабушка жили на улице Тельмана. Тетя работала в «Татметровесе». И поскольку у нее был лишь один сынишка, жилось им чуть легче. Меня частенько отправляли к ним.На улице Тельмана у моих подружек были куклы. Как я им завидовала и мечтала, чтобы когда-нибудь у меня была такая же! Вместо кукол я часто играла тетиными весами - взвешивала обувь. Представляла себя продавцом в магазине. Однажды вижу, тетя повесила свое пальто, а из его кармана торчит кукольная нога. Это она мне принесла подарок, сюрприз хотела сделать. Кукла была самодельная, таких тогда много шили и продавали - для кого-то это был способ выжить. Она была голенькая, я ей наделала одежек из бумаги. А потом тетя купила мне переводные картинки с животными.
...и после Мы застряли в коммуналке. Отец-то числился без вести пропавшим. В те годы таких могли заподозрить в предательстве. Так что никаких льгот как жене фронтовика у мамы не было. Правда, после войны давали участки под огород. Дали и маме землю за рекой Казанкой. Помню, что лучше всего у нас уродилась черная редька. Мы ее ели с маслом и солью. Вернулся с фронта брат Барей и пошел работать на пороховой завод. Всю жизнь трудилась на нем и я: с 1955 по 1983 год - 28 лет. А сейчас командую дома мужским батальоном: у меня два сына, два внука и два правнука.
...и после Мы застряли в коммуналке. Отец-то числился без вести пропавшим. В те годы таких могли заподозрить в предательстве. Так что никаких льгот как жене фронтовика у мамы не было. Правда, после войны давали участки под огород. Дали и маме землю за рекой Казанкой. Помню, что лучше всего у нас уродилась черная редька. Мы ее ели с маслом и солью. Вернулся с фронта брат Барей и пошел работать на пороховой завод. Всю жизнь трудилась на нем и я: с 1955 по 1983 год - 28 лет. А сейчас командую дома мужским батальоном: у меня два сына, два внука и два правнука.
