1
Французский автобус с маленькими квадратными окошками, длинный, похожий на замерзшую оранжевую гусеницу, бестолково разворачивался на площадке перед терминалом Корытовской таможни, где работала Валя Комова. Он привез от станции метро служащих - тех, кто не имел собственных машин.
Со стороны трудно представить, насколько холодно в этом апельсиновом автобусе, уместном лишь, наверное, на парижских улицах. А вот утки порадовали Валю: эти вольные птицы словно залетели сюда из зеленого провинциального поселка, где на берегу большого озера прошло Валино детство. Она даже остановилась, когда увидела чистых уточек, живо плавающих в ручье, который, вытекая из далекого скрытого за лесом пруда, словно отсекал высотные дома подмосковного Корытова от плоских строений таможни.
По узким коридорам таможенного поста невозможно пройти, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из назойливых клиентов-декларантов. Вот и опять как назло: на пути - поляк Рихард. Он привез холодильное оборудование на международную выставку. Выставка давно прошла, а он все еще здесь, неразгруженный, пороги обивает. Светлый пиджачок, очки в тонкой оправе, острый аккуратный нос - во всем облике Рихарда поначалу была изумительная для шофера-дальнобойщика опрятность. Теперь он помят, небритый комок нервов.
- Извините, зарос, - смущенно прикрывает ладонью подбородок, едва поспевая за Валей. Он очень хорошо говорит по-русски. Как, впрочем, и другие иностранцы: большая и длительная практика. - Я, конечно, конкурент «Трансэкспедиции», понимаю. Им за державу обидно. А почему я двадцать дней сплю в кабине и в душ вечером не пускают?
- Здравствуйте, Рихард, - говорит подчеркнуто вежливо Валя.
- Простите меня, Валя. Здравствуйте. Здесь мы букашки, зачем нам хорошие манеры? Никто не здоровается, только вы. Отпустите меня, Валя.
- У нас комиссия сегодня, - и она оставляет отчаявшегося поляка, думая, что когда-нибудь таможня потеряет всех честных декларантов, останутся только жулики и прохвосты.
В этот момент из брокерского отдела в коридор вываливается армянин в малиновом пиджаке; его, судя по всему, просто вытолкали взашей. «Рабочий день еще не начался, - думает Валя, стараясь как можно скорее пройти по коридору дальше, - а он уже права качает».
- Вы увидите, я вам устрою! - кричит армянин кому-то и грозит мобильным телефоном. - Гады, гады! - и он вдруг начинает вначале кулаком, а потом и острым мыском своей лакированной туфли бить в дверь. Бежит охрана, затем появляются милиционеры. Валя закрывается в своем кабинете, представляет, как обладателя малинового пиджака выводят во двор и увозят в «воронке»...
Валя иногда думала о таможне как о работе, но на самом деле это была служба, грубоватая и четкая, расписанная многочисленными инструкциями. И разумеется, у нее была форма с лейтенантскими звездочками на погонах. Только к этому служебному, почти армейскому наряду она уже давно относилась с прохладой и почти не разделяла энтузиазма окружающих, когда привозили новую форму. Однажды Валя даже представила себя в театре в своей форме и пришла в ужас.
А в театр, как ей хотелось в театр! Когда она была там в последний раз? Год, полтора назад? А ведь это был «Ленком»! И хоть она сидела в бельэтаже, слаженная игра актеров увлекла ее в мир страстей. Да-да, она и сейчас хорошо помнит, как в финале над партером прямо на бельэтаж, где она сидела, поплыла громадная надувная корона. Да и не корона вовсе, а шутовской колпак. И это было откровением, от которого слезы потекли у нее из глаз. Валя поняла тогда, что почти все, чем она занимается, - злое шутовство в дурацком балагане!
С тех пор она ненавидела свою работу, которой отдала почти половину жизни. Но ее квартира - рядом, в десяти минутах ходьбы, почти сразу за ручьем, и даже на обед можно спокойно прогуляться до серой девятиэтажки. Проверить, как там без нее коротают время сын Захар, большой человек двенадцати лет, и Валина свекровь, бабка, мягко говоря, не совсем здоровая. У старушки явное размягчение мозга, потеря памяти и мания величия одновременно. Последнее время Вале не совсем понятно, кто за кем присматривает в их семье.
Валин муж давно жил отдельно, а у нее, конечно, были серьезные проблемы с поклонниками. Когда женщине сорок, то при выросшем ребенке и сумасшедшей свекрови предаваться нежным утехам с любовником ужасно некомфортно. И даже во всех отношениях опасно. Однажды, застукав мамашу на месте преступления с Димой из брокерской фирмы, Захарка пнул его ногою в копчик. Весьма неприлично получилось, конфузно. Правда, брокера Диму не жалко совершенно. Он это заслужил. Слишком занятой. Человек, который вышел. Однажды она сделала глупость - сказала, поддавшись минутной эмоции:
- Ты меня, кажется, любишь. Это так приятно.
И Дима в ответ:
- Мне тоже нравится, когда в меня влюблены. Правда, женское «приятно» - это не совсем то, что мужское...
Время до обеда - бумажная каша из того волшебного горшка, которому однажды сказали: «Горшочек, вари!», а как остановить, забыли. Валя проверяла документы, ставила подписи и личную - в двухрублевую монетку - печать, говорила по телефону, принимала клиентов и коллег - одновременно и сразу. Предпочтение механически отдавала своим, «зеленым»; каждый из них за своим столом с компьютером пребывал в аналогичных условиях.
2
Декларанты были разные: кто с оборудованием, кто с двадцатью тоннами Коранов, хлебопекарнями и личными вещами. Но досаждали все, и даже самый приятный во всех отношениях Степанов, которому французы прислали гитары для одного московского магазина. Кто бы еще занимался Степановым, когда и крупные бизнесмены свечой горят?.. Будь это кто-то другой, она бы и внимания не обратила на его документы. Но Степанов был так обходителен, вежлив и так многозначительно рассматривал ее, словно приехал не за музыкальными инструментами, а за ней, Валей Комовой, чтобы увезти в Москву навсегда.
Ну вот, опять он пришел перед самым обедом. Валя поспешила в коридор, но Степанов, в сером пальто, со шляпой в одной руке, с дипломатом в другой, увязался за ней.
- Я здесь уже роман Достоевского прочитал, - заявил он ехидно. - «Бесы» называется. Вам это ни о чем не говорит? Может, я не за тех бесов схватился? Как думаете, Валя? То меня терзают каким-то приказом 69, то телефон дают на те же оборотные цифры. А может, колдовство - одна из ваших особенностей?
Сергей ГРАЧЕВ.
(Продолжение следует.)