Сначала стали болеть глаза. А потом совершенно неожиданно по ночам начало учащенно биться сердце, будто он только что пробежал стометровку на время. Наверное, поэтому у бывшего врача-реаниматолога участились длительные походы в поликлинику.
…Очередь в кабинет окулиста двигалась медленно. Из-за старух, начинающих жаловаться на все свои хвори, как только они попадали в кабинет врача. Они мельтешили, суетились и этим лишь раздражали очередь, создавая нездоровый ажиотаж. Кажется, Семен Семенович был единственным мужчиной в очереди, но это не способствовало хорошему настроению.
То тут то там можно было услышать старческое покашливание, жалобы на врачей, которые «все пишут и пишут, но даже давление не померят, изверги». Бабки охали, качали головами и делились рецептами, помогающими «от всего», вычитанными ими в отрывных календарях или сообщенных по секрету в базарных рядах.
- Это, Марь Иванна, верное средство. От него Ольга Степановна, царство ей небесное, в прошлом годе в два дня на ноги поднялась. И мне оно помогло однажды, когда я ногами мучилась. Берите, берите, Марь Иванна. Не пожалеете! – принужден был выслушивать подобного рода монологи Семен Семенович.
- А вы это, ну, как его, о котором в телевизоре все время показывают – пробовали? Ну, от желудка. Дескать, незаменимое лекарство. Я попробовала. И что вы думаете? Прошло! Теперь его все время покупаю.
- Помогло, значит?
- Ага. Еще как помогло…
- Сеня! - раздался вдруг откуда-то из середины длинной очереди чей-то удивленный голос.
Семен Семенович невольно оглянулся. Вдоль стены, увешанной различными медицинскими плакатами, смущенно улыбаясь, семенила к нему маленькая сухонькая старушка.
- Сеня, - защебетала она, теребя желтыми морщинистыми пальчиками лацкан своего пальтишка, – тоже хвораешь?
Семен Семенович хотел было ответить, что он здоров как бык, а в поликлинику зашел ради профилактики и что «разве мы знакомы?», но старушка не дала ему открыть рта. Щечки ее в мелкой сетке морщин порозовели. По всему было видно, что она несказанно рада встрече.
- Знаешь, а ты ни чуточки не изменился, - продолжала она теребить лацкан пальто, - и до сих пор остался очень интересным мужчиной. Седина тебе даже идет – прибавляет импозантности. Это тебе уже говорили или я первая? Сколько же лет мы не виделись? Тридцать, двадцать пять? – она улыбнулась и заглянула ему в глаза. – А хлястик помнишь?
Только тогда, когда старушка упомянула про хлястик, Семен Семенович начал что-то припоминать.
Неужели… Лиза?
Не может быть!
Впрочем, почему не может, когда это была Лиза, именно Лиза, несомненно, Лиза, та самая хохотушка-медсестра из процедурного кабинета, с которой познакомил Семена Семеновича хлястик от серого плаща девушки…
В те далекие уже теперь времена городской транспорт не отличался точностью. Автобусы, как и теперь, ходили с большими перебоями. И чтобы дождаться нужного маршрута, следовало запастись дьявольским терпением и нахальством. Потому что протиснуться в салон долгожданной машины порой не было ни малейшей возможности. В таком вот неравном бою за желанное место в салоне и пришлось Семену ненароком оторвать скромную принадлежность одежды у девушки, которая, точно киношный каскадер, повисла на подножке трогавшегося автобуса. На треск отрываемого хлястика девушка обернулась, глаза их встретились и…
Но, увы и ах, чего только не случается в нашей непростой, суетной жизни! Лиза была замужем! Да и сам Семен Семенович, как он любил повторять, «был глубоко женатым человеком». Но каким-то самым непостижимым образом им обоим удавалось скрывать от вторых половинок свой бурный роман, объясняя отлучки из дома частыми дежурствами и поездками «на картошку». А потом Семена Семеновича как лучшего врача-реаниматолога района направили в Монгольскую Республику поднимать у братьев-монголов здравоохранение на современный уровень.
Они сидели в маленьком уютном кафе на привокзальной площади и медленно тянули из высоких стаканов абрикосовый сок.
- Когда ты так неожиданно уехал, - устало говорила Елизавета Николаевна, - я в себя прийти не могла. Долго, очень долго. Ни муж, ни дети не радовали. Часто вспоминала тот старый фильм, снятый в военную пору с Лидией Смирновой в главной роли. И повторяла, повторяла, повторяла, как ненормальная: «Жди меня, и я вернусь». Уж очень мне хотелось в такое чудо поверить. А потом… Сначала муж изменять начал. Потом и вовсе к другой ушел. Дети разъехались. У них давно своя жизнь. Я одна в двухкомнатной квартире свой век коротаю. Иногда такая тоска на сердце -
не передать.
- Да и у меня не лучше, - отозвался Семен Семенович. - Жена часто болела, потому и детей нет. Не получилось у нас как-то. Опять вон на днях в клинику ее положили. Кстати, подожди-ка, я ей апельсинов куплю.
Семен Семенович тяжело поднялся. И, отодвинув стул, вышел из-за стола. Вернулся он довольно быстро, гордо поставив на пластмассовый столик большой полиэтиленовый пакет, доверху заполненный ярко-рыжими фруктами. И вдруг на стене около их столика неожиданно заговорил старенький репродуктор: «Жди меня, и я вернусь», - приятным баритоном сообщил известный киноартист.
В этот момент в кафе шумно ввалилась компания подвыпивших молодых людей со своей дикой, кричащей музыкой, и Елизавете Николаевне с большим трудом удалось расслышать лишь последние строчки любимого симоновского стихотворения:
«Просто ты умела ждать,
Как никто другой…»
- А ведь это про тебя, Лиза, - неожиданно произнес Семен Семенович. - Ты все там же живешь? Я зайду как-нибудь к тебе, если не возражаешь. Не прогонишь? А сейчас, прости, пойду, жена из клиники позвонить должна. Мы так условились. Так я зайду к тебе?
Елизавета Николаевна подняла на него глаза и согласно кивнула головой.
